|
|
|
Миры Герберта Уэллса
- Человек-невидимка - Страница 66
Потом я
взял носки и толстый шерстяной шарф, после чего направился в отделение
готового платья, где взял брюки, мягкую куртку, пальто и широкополую шляпу
вроде тех, что носят священники. Я снова почувствовал себя человеком и
прежде всего подумал о еде.
На верхнем этаже оказалась закусочная, и там я нашел холодное мясо. В
кофейнике осталось немного кофе, я зажег газ и подогрел его. В общем, я
устроился недурно. Затем я отправился на поиски одеяла, - в конце концов
мне пришлось удовлетвориться ворохом пуховых перин, - и попал в
кондитерский отдел, где нашел целую груду шоколада и засахаренных фруктов,
которыми чуть не объелся, и несколько бутылок бургундского. А рядом
помещался отдел игрушек, которые навели меня на блестящую мысль: я нашел
несколько искусственных носов - знаете, из папье-маше - и тут же подумал о
темных очках. К сожалению, здесь не оказалось оптического отдела. Но ведь
нос был для меня очень важен; сперва я подумал даже о гриме. Раздобыв себе
искусственный нос, я начал мечтать о париках, масках и прочем. Наконец я
заснул на куче перин, где было очень тепло и удобно.
Еще ни разу, с тех пор как со мной произошла эта необычайная перемена,
я не чувствовал себя так хорошо, как в тот вечер, засыпая. Я находился в
состоянии полной безмятежности и был настроен весьма оптимистически. Я
надеялся, что утром незаметно выберусь из магазина, одевшись и закутав
лицо белым шарфом: затем куплю на украденные мною деньги очки, и таким
образом экипировка моя будет закончена. Ночью мне снились вперемешку все
удивительные происшествия, которые случились со мной за последние
несколько дней. Я видел бранящегося еврея-домохозяина, его недоумевающих
пасынков, сморщенное лицо старухи, справляющейся о своей кошке. Я снова
испытывал странное ощущение при виде исчезнувшей белой ткани. Затем мне
представился родной городок и простуженный старичок викарий, шамкающий над
могилой моего отца: "Из земли взят и в землю отыдешь"...
"И ты", - сказал чей-то голос, и вдруг меня потащили к могиле. Я
вырывался, кричал, умолял могильщиков, но они стояли неподвижно и слушали
отпевание; старичок викарий тоже, не останавливаясь, монотонно читал
молитвы и прерывал свое чтение лишь чиханьем. Я сознавал, что, не видя
меня и не слыша, они все-таки меня одолели. Несмотря на мое отчаянное
сопротивление, меня бросили в могилу, и я, падая, ударился о гроб, а
сверху меня стали засыпать землей. Никто но замечал меня, никто не
подозревал о моем существовании. Я стал судорожно барахтаться - и
проснулся.
Бледная лондонская заря уже занималась: сквозь щели между оконными
шторами проникал холодный серый свет. Я сел и долго не мог сообразить, что
это за огромное помещение с железными столбами, с прилавками, грудами
свернутых материй, кучей одеял и подушек. Затем вспомнил все и услышал
чьи-то голоса.
Издали, из комнаты, где было светлее, так как шторы там были уже
подняты, ко мне приближались двое.
|
|
|
|
|
|
|
