|
|
|
Миры Герберта Уэллса
- Остров доктора Моро - Страница 55
- Не убивайте его, Прендик! - кричал Моро. - Не убивайте!
Я увидел, как он нагнулся, пробираясь среди папоротников.
Через мгновение он уже отогнал гиено-свинью ударом хлыста и вместе с
Монтгомери осаживал от все еще трепетавшего тела возбужденную, кровожадную
толпу, среди которой особенно напирал Млинг.
Косматое страшилище подошло к трупу, проскользнув у меня под рукой, и
стало нюхать воздух. Остальные в пылу звериного восторга толкали меня,
чтобы пробраться поближе.
- Черт вас побери, Прендик! - сказал Моро. - Он был мне нужен.
- Очень жаль, - отозвался я, хотя в действительности нисколько не
сожалел о сделанном. - Это был мгновенный порыв.
Я чувствовал себя совсем больным от возбуждения и усталости. Повернув
назад, я растолкал толпу и один пошел вверх по склону к самой возвышенной
части мыса. Я услышал, как Моро громко отдал распоряжения, и трое
закутанных в белое человеко-быков поволокли жертву к воде.
Мне было нетрудно остаться одному. Зверо-люди проявили чисто
человеческое любопытство по отношению к мертвому и валили за ними густой
толпой, сопя и ворча. Человеко-быки тащили его вниз, к берегу. Я
направился к мысу и смотрел, как они, вырисовываясь темными силуэтами на
фоне вечернего неба, волокли к морю тяжелое тело, и, как нахлынувшая
волна, в моем уме промелькнула мысль о страшной бесцельности событий,
происходящих на острове. На берегу среди скал стояли обезьяно-человек,
гиено-свинья и несколько других зверо-людей, окружив Монтгомери и Моро.
Все они были еще сильно возбуждены и шумно выражали свою преданность
Закону. Но я был глубоко убежден, что гиено-свинья была тоже причастна к
убийству кроликов. Меня охватила странная уверенность, что, несмотря на
всю нелепость и необычайность форм, я видел перед собою в миниатюре
человеческую жизнь с ее переплетением инстинктов, разума и случайности.
Погиб не просто человек, а леопардо-человек. Вот и вся разница.
Бедные твари! Передо мною раскрывался весь ужас жестокости Моро. До сих
пор я не думал о тех страданиях и страхе, которые испытывали несчастные
животные после того, как выходили из рук Моро. Я содрогался, только
воображая их мучения за оградой, но теперь это казалось мне не главным.
Раньше они были животными, их инстинкты были приспособлены к окружающим
условиям, и они были счастливы, насколько могут быть счастливы живые
существа. Теперь же они были скованы узами человеческих условностей, жили
в страхе, который никогда не умирал, ограниченные Законом, которого не
могли понять; эта пародия на человеческую жизнь начиналась с мучений и
была долгой внутренней борьбой, бесконечно долгим страхом перед Моро. И
для чего? Эта бессмысленность возмущала меня.
Будь у Моро какая-нибудь понятная мне цель, я мог бы, по крайней мере,
сочувствовать ему. Я вовсе не так уж разборчив в средствах. Я даже многое
простил бы ему, будь мотивом его поступков ненависть.
|
|
|
|
|
|
|
